nastalgia: (Default)
nastalgia ([personal profile] nastalgia) wrote2012-11-18 04:34 am

Русь бесприютная


007


Товарищи, сегодня в горе я,
Проснулась боль
В угасшем скандалисте!
Мне вспомнилась
Печальная история -
История об Оливере Твисте...




996


Мы все по-разному
Судьбой своей оплаканы.
Кто крепость знал,
Кому Сибирь знакома.
Знать, потому теперь
Попы и дьяконы
О здравье молятся
Всех членов Совнаркома.

1290771


И потому крестьянин
С водки штофа,
Рассказывая сродникам своим,
Глядит на Маркса,
Как на Саваофа,
Пуская Ленину
В глаза табачный дым.


27


Ирония судьбы!
Мы все отропщены.
Над старым твёрдо
Вставлен крепкий кол.
Но все ж у нас
Монашеские общины
С "аминем" ставят
Каждый протокол.


005


И говорят,
Забыв о днях опасных:
«Уж как мы их...
Не в пух, а прямо в прах...
Пятнадцать штук я сам
Зарезал красных,
Да столько ж каждый,
Всякий наш монах».


1257159017_1209028363_image007


Россия-мать!
Прости меня,
Прости!
Но эту дикость, подлую и злую,
Я на своем недлительном пути
Не приголублю
И не поцелую.

chld_09

У них жилища есть,
У них есть хлеб,
Они с молитвами
И благостны и сыты.
Но есть на этой
Горестной земле,
Что всеми добрыми
И злыми позабыты.


150acf908d703d55e08aecbb7a413b07_big


Мальчишки лет семи-восьми
Снуют средь штатов без призора,
Бестелыми корявыми костьми
Они нам знак
Тяжелого укора.


Mos13


Товарищи, сегодня в горе я,
Проснулась боль в угасшем скандалисте.
Мне вспомнилась
Печальная история -
История об Оливере Твисте.


1332763


Я тоже рос,
Несчастный и худой,
Средь жидких,
Тягостных рассветов.
Но если б встали все
Мальчишки чередой,
То были б тысячи
Прекраснейших поэтов.


DSC02846


В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них,
В них я.
. . . . . . . . . . . . . . .
Не потому ль моею грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари.


Гоните денежки


Я знаю будущее.
Это их...
Их календарь...
И вся земная слава.
Не потому ль
Мой горький буйный стих
Для всех других -
Как смертная отрава.


стекло


Я только им пою,
Ночующим в котлах,
Пою для них,
Кто спит порой в сортире.
О, пусть они
Хотя б прочтут в стихах,
Что есть за них
Обиженные в мире.

«Русь бесприютная» - Сергей Есенин, 1924

5



Осень 1994 года… Боясь опоздать на электричку, мать тащит меня за руку в сторону последнего вагона. Оставшиеся метры до открытой двери она преодолевает тяжело дыша и не переставая пенять на судьбу. Я злюсь: «Хоть бы помолчала! Нашла время причитать…», но ничего ей не говорю.

Мы заскакиваем в тамбур и двери с шумом закрываются. Электричка трогается с места и набирает ход. В тамбуре, кроме нас, никого нет. Я присаживаюсь на холодный, заплёванный пол, зная, что в запасе есть немного времени: сейчас мать будет курить. Она курит в каждом вагоне перед началом обхода, а я в это время могу передохнуть. Основная работа падает на меня: мать бубнит своё: «Люди добрые, пожалуйста, подайте, Христа ради, сколько не жалко…», а я протягиваю пассажирам шапку и пою песни. В конце дня, расслабляясь бутылочкой вина, она любит повторять, что я – её кормилец и поилец, что без меня бы ей никто и гроша̀ не подал…

010


Закурив вонючую и крепкую «Приму», мать долго кашляет, издавая при этом ужасающие хрипы, плюётся и клянёт постылую жизнь. Я не слушаю её ругательства. Моё внимание сосредоточено на капельках дождя, стекающих по внутренней стороне двери. Наконец, она обращается ко мне:

- Сердце болит, сынок… Помру я, кому ты будешь нужен? Если что, иди сразу в Церковь… Может, в Хор возьмут… У тебя голос чистый…

- Угу, – бубню я себе под нос, продолжая наблюдать, как увеличивается в размерах лужица воды, приближаясь к тому месту, где я сижу.

- Что такое? С утра передохнуть трудно…

Мать тушит окурок и прячет его в карман. Я поднимаюсь, не дожидаясь окрика. Когда ей не здоровится, лучше не капризничать, мало ли что случится?

008



Она начала жаловаться на сердце после недавней стычки с цыганом, который хотел забрать меня с собой. Схватив меня за шиворот, он заявил, что я ничейный. Мать пыталась ему что-то доказать, но ему были нужны не доказательства, а я. Слово за слово – и перепалка переросла в драку. Я старался помогать матери в неравной схватке. А что я мог противопоставить крепкому мужику в свои-то шесть лет? Если бы не появившийся невесть откуда наряд милиции, цыган бы её убил. Когда раздался свисток, мать лежала на асфальте, побитая и окровавленная, и всё время повторяла: «Беги, сыночек, беги!»… Но всё закончилось благополучно: цыгана забрали, нас отпустили. Как-никак, примелькались за целый год вокзальной жизни. Да, и что с нас взять? Безобидная пьющая нищенка и ребёнок… С тех пор больше никто за меня не дрался.

Мать долго отходила от той драки. Спустя пару недель ушибы и ссадины зажили, но начало болеть сердце. Драка случилась на исходе лета, а к осени она уже регулярно жаловалась на боли в левой стороне груди.

1320179



Мы входим в полупустой вагон. Мать затягивает вступление:

- Люди добрые, пожалуйста, подайте, Христа ради, кому сколько не жалко… Мы беженцы с Приднестровья, мужа убили, дом сожгли… Если нетрудно, помогите, чем можно… Хлебушка ребёночку купить…

Большинство пассажиров сразу же отворачивается в сторону окон, остальные углубляются в чтение. Но у нас в запасе кое-что имеется: тонким и жалобным голоском я затягиваю давно осточертевшую сиротскую песню – и это при живой-то матери…

Сидящий у прохода мужик, не глядя в нашу сторону, лезет в карман. Я останавливаюсь и протягиваю ему шапку-ушанку, продолжая выводить грустную мелодию.

1257159012_1209028324_90611


Всё так же, не отрывая взгляда от газеты, мужик бросает в шапку несколько мелких монет. Боковым зрением я вижу, что навстречу нам идёт девочка лет пяти, держа в ладошке мятую гривну. Пока она приближается, я успеваю заметить её огромные голубые банты и широко раскрытые глаза. Уже давно мать обратила моё внимание на то, что в отличие от взрослых, дети никогда не отводят взгляд в сторону. Я присмотрелся — и точно. А вот другое открытие я сделал сам: не могу смотреть в глаза своим благополучным сверстникам точно так же, как благополучные взрослые не решаются поймать мой взгляд. Вот и сейчас я опускаю глаза и протягиваю ей шапку. Как только она уходит, быстрым движением извлекаю оттуда только что брошенную бумажку: нельзя демонстрировать окружающим щедрые подаяния.

Какая-то старуха лезет в объёмистую сумку и извлекает из неё пару краснобоких яблок. Я передаю их матери. Лучше бы деньгами, ну да ладно – сойдут и яблоки.

DSC01110



В самом конце вагона расположилась компания молодых парней, они играют в карты. Приближаясь к ним и вижу - готовы сброситься на подаяние. Пока картёжники выуживают из карманов мелочь, я перехожу к завершающим куплетам песни, уже особо не стараясь выдавливать из себя жалобные нотки.

Девочка с голубыми бантами сидит совсем рядом с игроками. Она продолжает смотреть в мою сторону, сжимая ладошкой руку матери. Смешно сказать, но мы оба друг друга боимся: она боится отвести от меня взгляд, а я — заглянуть в её широко раскрытые от удивления глаза…

Мы выходим в тамбур. За окнами продолжает моросить дождь. По привычке сажусь на пол и начинаю грызть честно заработанное яблоко. Еда всегда достаётся мне. Мать закуривает. Не обращая внимания на её жалобы: «Да что ж так сердце у меня болит… Наверно, на погоду…» – я сосредоточенно жую. Не сразу до меня доходит, почему у моих ног падает недокуренная сигарета. Я поднимаю глаза и вижу: мать закатила глаза и медленно оседает на пол. Недоеденное яблоко летит в сторону — я вскакиваю и пытаюсь её поддержать. Она хватает меня руками и силится что-то сказать. Я вижу её налитое кровью лицо, посиневшие губы, безумный взгляд. Становится страшно…

DSC05508



Единственное, что мне удаётся, это не дать ей удариться о металлический пол тамбура. С неестественно вывернутыми ногами она усаживается у стены, не выпуская из цепких пальцев мою куртку. Наконец, её хватка ослабевает, и она валится на бок.

Я трясу её за воротник пальто, но тщетно. И даже поняв, что она умерла, я всё равно не выпускаю воротник и умоляю не оставлять меня одного — надеюсь, вдруг случится чудо?

Когда у меня почти не остаётся сил, я усаживаюсь рядом с ней. Спиной - к противоположной стене тамбура. Кто-то из пассажиров просит меня подняться, слышны чьи-то призывы дёрнуть стоп-кран и вызвать милицию… На смену ужасу приходит невесть откуда взявшаяся паскудная жалость к самому себе — я начинаю плакать навзрыд, закрыв глаза грязными ладонями…

Электричка останавливается на ближайшем полустанке. С высокого перрона в тамбур заходит наряд транспортной милиции во главе с мордатым сержантом. До меня доносится:

- Нажралась баба, про мальца забыла…

37521



На них кто-то шикает, пытаясь пристыдить, а я сквозь слёзы пытаюсь объяснить:

- У неё сердце болело, и не пила она совсем…

Сержант отвечает:

- Рассказывай сказки… Кто ж её здесь не знает? Надо было не бухать, тогда бы и сына сиротой не оставила…

Парни, игравшие в карты, выносят мать из вагона. С ужасом наблюдаю, как бесцеремонно они это делают: один — за ноги, двое — за руки, голова запрокинулось назад, косынка сползла и волочится по земле. Когда они выходят на перрон, с её ноги спадает башмак. Я поднимаю его и забегаю вперёд, пытаясь надеть. Меня отгоняют в сторону. Тело укладывают на лавочку, парни возвращаются в вагон. Сержант вызывает отделение по рации. Долго и пакостно объясняет кому-то, что случилось: «Нужен труповоз на пятьдесят восьмой километр… Нет, это — бомжиха…  С ней ребёнок… Не знаю, может, не её…» Мне хочется крикнуть, чтобы он заткнулся, но я боюсь, что в отместку меня не посадят в машину, которую он вызвал из города.

IMG_1343700



Я снимаю куртку и накрываю лицо матери. Не хочу, чтобы посторонние видели её постаревшее и почерневшее лицо; не хочу, чтобы на неё лил дождь.

Присаживаюсь на скамейку рядом с матерью. Одной рукой тру глаза, другой держусь за её руку. Она ещё тёплая. «Когда же придёт эта машина? И куда она нас отвезёт? Лишь бы с мамкой не разлучили…»

Закончив переговоры, сержант подходит ко мне:

- Надень куртку! Простудишься, дурак… Ей это уже не нужно…

Я отрицательно мотаю головой и отворачиваюсь в сторону, чтобы он не видел моих слёз.

deti2



Слышу: электричка трогается. В уплывающем окне я вижу девочку с голубыми бантами: она тоже плачет.

Глядя на ненавистные банты, я думаю о том, чем же я провинился перед Богом? Отчего я сижу в ногах у мёртвой матери под холодным осенним дождём, а она уплывает вдаль рядом с живой и здоровой мамашей?

«Параллельный мир» - Антон Клюшев (фрагмент)
Журнал «Север», 2005 № 11

(мой первый рассказ)







Post a comment in response:

If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

If you are unable to use this captcha for any reason, please contact us by email at support@dreamwidth.org