![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Музыка предательства
... Многотысячная толпа бесновалась. Несущаяся из динамиков звуковая волна заряжала людей страшной энергией. Тысячи коротко стриженных, мускулистых, голых по пояс боевиков Правого Сектора и Национальной Гвардии "рубились" и сталкивались в так называемом "слэме". Кругом были черно-красные флаги и знамена со свастикой.
- Вот, новый поворот!..., - пел Андрей Макаревич. Пел он, что называется, на автомате, а про себя размышлял о том, не ошибся ли он, не поторопился ли соблазниться деньгами этого Коломойского.
"Что, если это всплывет? Что, если про это узнают? Оправдания уже не будет. От выступления перед фашистами я уже не отмоюсь." - тревожные мысли всплывали одна за другой.
Впрочем, Макаревич понимал и то, что беспокоиться было уже поздно. Пути назад не было. Оставалось просто идти до конца - до самого конца подлости и низости.
Песня закончилась, и микрофон взял конферансье. Это был мерзкий толстый национальный гвардеец, похожий на карикатурного фашиста из советских газет.
- Братья! - Он обращался к публике на украинском. - Вчера из дивизии PS "Степан Бендер" нам прислали "казака".
На сцену вытолкали избитого человека. Был он почти голый: в белой майке, в равных трусах, почему-то в женских чулках и при этом в большой меховой шапке и с окладистой бородой.
"Господи! Этого мне еще не хватало!", - испуганно подумал Макаревич, озираясь и ища телевизионные камеры. Камер вроде не было.
- Кто хочет? - Обратился тем временем к залу национальный гвардеец и кивнул на казака.
- Сюда его! К нам! - Зал буквально взорвался.
Конферансье толкнул столкнул казака со сцены в зал, где с того тут же принялись срывать остатки одежды.
- Музыку! - Крикнул конферансье. Но Макаревич его не слышал. Остолбенев, он с ужасом наблюдал за мучениями казака.
- Играй, паяц! - Прикрикнул на Макаревича национальный гвардеец, недобро посмотрев на замешкавшегося музыканта. Макаревич встрепенулся.
- Я пью до дна, за тех, кто в море! - Загремела известная песня, заглушая стоны казака...
Отсюда
- Вот, новый поворот!..., - пел Андрей Макаревич. Пел он, что называется, на автомате, а про себя размышлял о том, не ошибся ли он, не поторопился ли соблазниться деньгами этого Коломойского.
"Что, если это всплывет? Что, если про это узнают? Оправдания уже не будет. От выступления перед фашистами я уже не отмоюсь." - тревожные мысли всплывали одна за другой.
Впрочем, Макаревич понимал и то, что беспокоиться было уже поздно. Пути назад не было. Оставалось просто идти до конца - до самого конца подлости и низости.
Песня закончилась, и микрофон взял конферансье. Это был мерзкий толстый национальный гвардеец, похожий на карикатурного фашиста из советских газет.
- Братья! - Он обращался к публике на украинском. - Вчера из дивизии PS "Степан Бендер" нам прислали "казака".
На сцену вытолкали избитого человека. Был он почти голый: в белой майке, в равных трусах, почему-то в женских чулках и при этом в большой меховой шапке и с окладистой бородой.
"Господи! Этого мне еще не хватало!", - испуганно подумал Макаревич, озираясь и ища телевизионные камеры. Камер вроде не было.
- Кто хочет? - Обратился тем временем к залу национальный гвардеец и кивнул на казака.
- Сюда его! К нам! - Зал буквально взорвался.
Конферансье толкнул столкнул казака со сцены в зал, где с того тут же принялись срывать остатки одежды.
- Музыку! - Крикнул конферансье. Но Макаревич его не слышал. Остолбенев, он с ужасом наблюдал за мучениями казака.
- Играй, паяц! - Прикрикнул на Макаревича национальный гвардеец, недобро посмотрев на замешкавшегося музыканта. Макаревич встрепенулся.
- Я пью до дна, за тех, кто в море! - Загремела известная песня, заглушая стоны казака...
Отсюда